мне не хочется ничего больше, кроме как лежать на ее коленях. мари перебирает мои волосы.
на ней эта идиотская зеленая юбка, тело замотано в лоскуты черной рубашки с рваным краем.
на голове как всегда ободок с маленьким и неприметным бантиком. ее носки полосатые и совершенно не подходят,
этот красный, этот белый.
на ее пальцах нет колец, ее руки все такие же холодные, а кисти такие же тонкие, как и мои. одинаковые. мы мерили когда-то.
- мне так жаль, полин
все это так глупо и так неправильно. мы не любим друг друга и никогда не смогли бы. потому что мы не те самые друг для друга.
просто каждый раз происходит что-то, и пока мы пытаемся найти своих, то цепляемся друг за друга.
это не легче, не проще, не суррогат чей-то близости. мы просто как сироты, брошенные темной ночью в парке.
и все, что у нас есть, это моя наглость и ее ободки среди черных кудрей.
мы как близнецы на ветвях деревьях, запутанные, с провалами на месте глазниц, мы просто смотрим в ночь и перебираем мерцание звезд.
мы просто всегда рядом, когда кто-то снова умирает. для нас. в нас. для остальных. для времени. сквозь расстояния.
мы просто всегда рядом, когда кто-то из нас ломается. разрезами. ожогами. словами. диагнозами. молчанием. непониманием.
мы просто всегда рядом, даже тогда, когда никого из нас нет на одной полосе.
тони стучится в дверь и приоткрывает ее. он молчит. затем заходит и ложится рядом со мной,
наблюдая, как мари все также пытается успокоить меня, внешне просто лежащий труп с претензией на пульс.
маме никто из нас не говорил и не будет. она снова плакала вчера из-за брата.
я просто продолжу цепляться.
как и не раз до этого.
никто не воспринимает всерьез
и возможно, это высшая благодать, что могла быть дана.