я не умею писать нцу, вать машу,но очень уж просили. что ж. адомми. даже нца. автор заранее извиняется. Я без понятия,как выбраться из этого фарса. Все знают, просто никто об этом не говорит. Чтобы мы не делали, я чувствую их сальные и насмешливые взгляды. Они наблюдают за нашей игрой, которой нет конца. Выигрыша нет тоже, зато страх поражения заставляет отводить от тебя глаза и пить безвкусную воду.
Все знают, и просто ждут, делают ставки, кто из нас сегодня не выдержит первым. Ты улыбаешься кому-то и кончики твоих пальцев ласкают ножку бокала, где искрится шампанское. Кто-то треплет меня за плечо, привлекая внимание и я тоже бездумно улыбаюсь очередному смутно знакомому пареньку. Ты в другом конце зала, и это несправедливо. Пока мне рассказывают пустую, но вроде как забавную историю, я все смотрю за тобой. Как ты передвигаешься среди этих людей-масок, как ты говоришь с кем-то, улыбаешься либо хмуришься. Я скучал.
Мы не были вместе слишком долго.
Липкие нити лжи,домыслов, грязные лоскутки из слухов окружают нас с первых минут знакомства друг с другом. Я помню, как еще в первый день Сутан положил мне руку на спину и приказал не вляпываться. Я беспечно отмахнулся тогда. И вляпался. Так вляпался, что до сих пор, с наслаждением вязну в этом.
Сегодня не выдерживаю я.
Все знают и все видят, как я становлюсь ближе к тебе с каждой минутой. Незатейливо и шутя с другими, я оказываюсь за твоей спиной. Ты чувствуешь это, чуть ведешь плечом. Я поворачиваюсь к даме в красном, она жаждет моего внимания, и оказываюсь спина к спине с тобой. Ты делаешь мелкий глоток и шаг назад ко мне. Я смотрю в болотные глаза женщины, и слышу твой аккуратный шепот.
- Адам...через пять минут. Наверх.
Я ухмыляюсь краем рта и говорю даме в красном, что она совершенно права.
Шелк - моветон в этом сезоне.
- Мы снова делаем это...
Я хочу исцеловать каждый сантиметр этой кожи. Томми шипит, когда я резко расстегиваю его ремень и стягиваю с него джинсы одним рывком. На полу галлереи холодно, и с картин на нас смотрят люди времен ренессанса. Надо отдать должное хозяину дома - коллекцию он собрал неплохую.
- Мы делаем это каждый раз, Томми...
Он хмыкает, и чуть улыбается, когда я подстилаю под его спину свой пиджак. Он ложится голой спиной на него и закусывает губу, раздвигая ноги. Приглашение, да?
Я смотрю в его темно-карие глаза, где плавится похоть, и нависаю над ним. Чуть помедлив, я стягиваю с него боксеры зубами, проходясь рукам по мягкой коже, заставляя его выгибаться. Да, мы слишком давно не были вместе.
Боксеры летят к джинсам, а я провожу сухими губами по внутренней стороне его бедер, ловя судорожный выдох.
- Дверь мы закрыли?
- Закрыли... Забудь.
Я слышу его смешок и улыбаюсь сам. Мне хочется всего и сразу, и с усилием я заставляю себя не торопиться. Я наконец-то добираюсь до его губ, холодные пальцы царапают мою спину сквозь тонкую ткань рубашки, когда я вовлекаю его в долгий поцелуй. Я с чувством ласкаю его язык, чуть втягивая его, прикусываю губу и ощущаю, как Томми отвечает на каждое мое действие. Я притягиваю его, усаживая себе на бедра и оторвавшись от его губ, как всегда, спрашиваю:
- Ты готов?
Томми смотрит в мои глаза и дышит прерывисто. Мне хочется повалить его обратно на пол и войти, одним емким толчком, выбив воздух из его легких.
Но с ним я так никогда не поступлю.
Конечно, если он сам этого не захочет.
- Да...
Согласие звучит как обещание чего-то. Я в нем нуждаюсь.
Ощутимо прикусить кожу на шее, плотно провести руками вверх, притянуть еще ближе, впиваясь в, уже ноющие от поцелуев-укусов, губы. Его тело в моих руках и это я вызываю в нем сладкий трепет предвкушения. Томми единственный, с кем я забываю о себе и обо всем мире, в момент близости.
Мне важно лишь то, что чувствует он.
- Адам, пожалуйста..
Томми выдыхает эту просьбу мне в губы, смотря в глаза требовательно, но вместе с тем настолько...нежно?
Он слезает с меня и снова ложится на спину, упираясь локтями в пол, и раздвинув ноги. Непозволительно блядская поза, но вызывает во мне вовсе не животную страсть или что-то вроде этого. Нет. Он полностью открывается мне.
И вот осознание этого откликается во мне дрожью.
Я снимаю с себя рубашку и стягиваю джинсы, под цепким взглядом карих глаз. Я снова нависаю над ним, он очерчивает кончиками пальцев мои губы, затем обнимает за шею, притягивая для поцелуя, зарываясь пальцами в волосы на затылке.
Как же я хочу...
- Подложить тебе что-то под поясницу?..
Томми тихо смеется, прерывая поцелуй окончательно, и заглядывает в глаза, продолжая обнимать меня за шею.
- Адам... Я говорю тебе это каждый раз и скажу сейчас. Я не фарфоровый.
Я усмехаюсь и целую его в щеку, и в нос и куда-то за ухом.
- Для меня фарфоровый...
Он улыбается. А я пытаюсь понять, почему мы такие идиоты и почему мы...
- Адам...Я хочу тебя. В себе. Сейчас.
Грязный прием. Горячим шепотом на ухо, а затем еще и мочку уха прикусить.
Он никогда не оставляет мне выбора.
Снова ворваться языком в жар его рта и ввести первый палец. Затем второй, растягивая постепенно и бережно, несмотря на его явное нетерпение.
Укусить в плечо.
И все же задать вопрос, что вертится в голове, муляет надоедливой мухой на крае сознания.
- У тебя никого не было все это время?..
- А незаметно?..Последним был ты...да и..охх..первым тоже, если ты не забыл.
Я на мгновение замираю. Томми выгибается спиной и тихо стонет. Мой.
Нужно громче.
Я массирую его изнутри, он дышит все быстрее, чуть было не хныча.
- Блядь... Адам, ну же...
- Сейчас...
Он хватает ртом воздух, когда я сжимаю его сочащийся член, с определенной целью. Мы ведь как, мать его, всегда. Хотя бы крем с собой носили бы. Презерватив в конце концов. Оба ведь знаем...
- Боже...
Я смазываю его собственным эксудатом, да и себя тоже. Хоть что-то.
- Напомни мне подарить тебе большой такой тюбик лубриканта..
Томми, не смотря на свое положение, удается фыркнуть. А я ненавижу себя за каждое его шипение и то, как он царапает пол ногтями. Я вхожу медленно, удерживая себя и его. Томми всегда говорит, что ему легче одним рывком и сразу, немного выждав. Но я же понимаю, что так и порвать недолго.
- Адам! Трахни меня уже, какого хр...ааах...
- Тшш..
Он тяжело дышит мне в шею, царапая уже не пол, а мою спину. Он откидывает голову назад, и я вновь перетягиваю его с пола к себе на бедра, войдя до самого конца.
- Ты как?
Томми медленно открывает глаза, а затем его губы расплываются в улыбке. Он легко целует меня. И вместо ответа он умудряется чуть приподняться, а затем резко насадиться, провоцируя меня на краткий рык.
- Рехнулся?
Еще один раз вместо ответа и болезненный укус в шею.
В вампира начинаем играть, ну-ну...
Мои руки на его бедрах, что вскидываются следуя уже моему ритму. Томми крепко обнимает меня за шею, кусает губы, продолжает царапать мою спину. Его стоны раздаются на всю галлерею, отбиваясь от стен. Он стонет мое имя.
Каждый раз - мое имя.
Я то замедляюсь, то ускоряюсь, явно задавшись целью свести с ума нас обоих. Томми всхлипывает, стонет и шипит. Он пахнет горькой ванилью, почему-то шоколадом и чем-то терпким. Я тяну его за волосы, вбиваясь емко и все чаще. Он разжимает руки, чтобы упереться ими мне в плечи, и закусывает губу. Он снова делает это, сбивая меня к чертям и заставляя вскрикнуть, переходя на стон. Он приподнимается и насаживается. Снова и снова. Я впиваюсь ногтями в его бедра и втягиваю в новый поцелуй, чтобы он хотя бы чуть-чуть сбавил обороты. Это действует. Он словно успокаивается и я снова задаю мерный ритм, постепенно его ускоряя. Когда Томми стонет мне в губы и откидывает голову, крепко зажмурившись, я упиваюсь этим моментом за секунду до его громкого стона-крика, когда он изливается в волне накатившего оргазма. Еще пара толчков и я следую за ним.
- Мы испортили твой пиджак...
Я прижимаю его к себе и целую в светлую макушку. Его палец рисует на моей груди неясные фигуры, он сонный, как и всегда после разрядки, и мне до одури хочется его зацеловать. Он плавно приподнимается и поджимает губы, скользит взглядом по моему лицу, но не смотрит в глаза.
- Томми?
Он отворачивается, смотрит куда-то в сторону, и прежде чем задать этот вопрос, сдувает челку в характерном жесте.
- Как называется то, чем мы занимаемся? Трах по дружбе?
Он переводит на меня испытывающий взгляд.
- Ложись обратно. Давай, китти...
Он медлит, но все же слушается. Устроившись у меня на груди, он снова принимается водить пальцем, соединяя веснушки на моем теле в своеобразные созвездия. Только вот я почти физически ощущаю стену, что он построил между нами, задав этот вопрос. И ее необходимо сломать.
- Трах это слишком грубое слово для этого, тем более, что с друзьями таким не занимаются, на самом деле. По крайней мере не я. Секс - это отдает чем-то механическим, как у пар, что уже надоели друг другу и занимаются этим чисто на автомате. Мне нравится думать, что мы с тобой занимаемся любовью.
Это "любовью" тонет в тишине и шелестит шепотом эхо галлереи. Томми перестает рисовать созвездия и я понимаю, что кроме того, что я разрушил эту стену, я еще и необратимо что-то проломил.
- Тебе нравится так думать, или ты так чувствуешь?
- Хочу думать, но на самом деле чувствую. Прости за откровенность.
Томми хмыкает и молчит. А мне остается только ждать.
Возможно, у этой игры все-таки есть конец...
Проходит мучительное количество секунд, прежде чем Томми украдкой целует меня в край губ и прижимается ближе. Я обнимаю его и вместе с тихим вздохом, слышу:
- Ты меня тогда тоже прости. Потому что я тоже не думаю, а чувствую.