- с каждым днем ты приобретаешь все большую осознанность...
он смотрит в даль, на манер мудрецов, и ветер эпично путается в его седых волосах, и бороду его тоже ветром веет.
вокруг осень, тишина и приятный аромат прохлады.
- ...тебе осталось только понять, что с этим дерьмом делать.
он переводит на меня взгляд, и могу поклясться - его глаза улыбаются.
а потом вся эта эпичность рассеивается. я просыпаюсь.
и лишь одно осталось - вокруг осень, тишина и приятный аромат прохлады.

---

okay. zachary quinto is my

animal spirit

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

вахахаххьахахьахьа

бвахахах

---

давно это было,да.

---

диалог дня:
- ты что, только что купил изюм?
- да.
- да кто ты вообще?

сегодня выдался не очень хороший день. зажигалка не поддается максу и я прикуриваю для него.
- как он?
- кто?
- твой брат.
я выдыхаю и смотрю,как ветер уносит листья с площадки.
- он нормально, да, нормально. стабилизорвался.
- а ты как?
- ты знал, что самец жирафа толкает самку в животик, чтобы та могла справить малую нужду?
макс пару раз моргает, а я продолжаю на него смотреть. затем он коротко выдыхает и вскидывает брови.
- чтобы жирафиха поссала, ее нужно толкнуть в животик?
- именно.
- а как он это делает?
я пожимаю плечами и чуть ежусь. слишком легко одета.
- думаю, он как-то подлезает, или это происходит,когда они валяются на траве, не знаю.
макс глубокомысленно мычит и выдыхает дым.
мое похлопывание по его спине означает "спасибо".

---

перечитывая старое, внезапно открываешь для себя новое.

- да все проще, мон ами.
- аа,так вот от кого у меня эта фраза...
- тебе всегда нужен сценарий в нескольких словах. вот к примеру, я скажу Уолис. у тебя сразу в голове эта Уолис и ее король. тебе непременно захочется накрасить свои ноготки в красный, причесать волосы и закурить. а вот я уже скажу тебе Андрэ. и что? ты захочешь полистать модный журнал, просмотришь дьявол носит прада, в сотый раз скажешь мне, насколько великолепна Энн и Мэрил. а если я скажу тебе шекспир? а если уимблдон? а если тим бертон? а если дозор? что еще ты любишь? гай риччи? готье? экзюпери? нотомб? палланик? эрланд? тебя проще понять зная, что ты читаешь сейчас и что видела последним. и какая музыка в твоих наушниках. ты человек образа. тебя настоящую - хрен когда увидишь. кинь мне подзарядку.
- можно я никогда не буду знакомить тебя со своими друзьями? лови.
- конечно не знакомь, я всех совращу, ты же знаешь.

---

- там же будет закари? будет будет?
- я вижу, ты соскучилась по этому волосатому мужику, да?
- о дааа.
- будет.
и включилась американская история ужасов, и позавидовали живые мертвым и подавилась я сырником,
а адаму левину откусили руку во время минета.
аминь

---

ночью взойдет кровавая луна, вирус эбола распространяется по миру и в скором времени придет во францию и италию,
а что уж там греха таить - это будет началом конца,
в мире продолжаются войны, люди убивают друг друга, во всеуслышание и на все лады, растекается ненависть, вместе с ней нищета, холод и безразличие.
я смотрю с высоты второго этажа, как на площадке играют дети. холодный ветер забирается им под куртки, но разгоряченным телам наплевать.
они бегают по горкам, лестничкам, смеются и весь их мир сейчас заключен в этой площадке. вот мальчик сорвал с себя желтую шапку и глянул на друга.
тот менее активен, как-то даже стесняется, смотрит на друга своего с интересом и толикой смятения. тот знаком показывает ему идти за ним,
пока другие ребята заняты воображаемой перестрелкой.
друзья вылезают на самую высокую горку. и там, где никто не видит, обладатель желтой шапки украдкой дает своему другу, что повыше и поскромнее,
сникерс. многое отдала бы, чтобы услышать, о чем они там стали разговаривать, сидя на холоде горки и жуя сладости, в то время как внизу устроили перемирие,
и как мне кажется, девочки в скором времени переиграют всю катавасию в старую-добрую "дочки-матери".
я вдавливаю окурок в стену, а затем бросаю его в пепельницу. он лежит рядом с такими же искореженными и пустыми. но все равно не вписывается в их общую картину.
в доме работает лифт, дети продолжают играть, окурки тлеть, а мне пора возвращаться и ставить чайник.
конец света, говорят они. апокалипсис, которого они так ждут.
и никто все никак не может понять, что мы живем уже в начале конца.
это очень даже органично и красиво вписывается в обычный расклад любого действия во вселенной.
мы сами себе конец.
не так ли?

---

выброс в атмосферу.

я ненавижу смотреть шоу типа х-фактора, "голоса" и там "країна має талант"- просто на дух не переношу.
внутри сразу начинает копошится нечто, что заставляет меня кривиться и чувствовать себя некой мерзкой мразью.
и все бы ничего, если бы это была зависть. но это не она. презрение? с чего бы.
факт того, что кто-то смог, а ты сидишь на жопе ровно? отнюдь. я примеряла на себе все теории.
но ни одна не подходит, не тянет на истину. на самом деле, я бы никогда не хотела вылезти куда-то с помощью этого.
особенно в наших странах. я не говорю об адаме и все дела, он молодцом, окей ол райт, и вообще никакого отношения к этому не имеет.
и я признаю действительно талантливых участников, и поражаюсь вместе со всеми, поддерживаю многих, но и обсираю не меньше.
как любой человек, смотряший телевизор.
но это если меня чуть ли не насильно усаживают.
это я все к тому, что когда мне кто-то присылает нечто, тип, посмотри, как маленькая девочка поет 30stm,
то я не посмотрю. и ничего личного. вот как-то так.
я тоже пою 30stm, только вот, мой промах в том, что мне не восемь.
и я не азиат.
как быть дальше.

---

мне дали точно определение этим утром.

сквозь века, пространство, цепляясь за время, услышь мою песню.
словно касаясь тебя, ветром путаясь в волосах, почувствуй.
улови вместе с бликами солнечных лучей, сквозь желтеющие листья...
взгляни в прозрачную тьму неба поздней ночью, понимая, что где-то лишь зарождается утро.
посмотри на меня и улыбнись мне же
сквозь века, пространство и время,
что махнув хвостом, растворится вместе с тем ощущением, когда твоя рука коснется моей
возьмет крепко и больше никогда не отпустит

потресканные губы болят, нижняя губа лопнула, словно спелый виноград
темно-красная бусина застыла, выталкиваясь сквозь трещину, набухла и не собирается срываться
я слизываю ее, и по языку и небу растекается характерный вкус
губа продолжает кровоточить, я зарываюсь лицом в подушку, прекрасно зная, что оставлю красные пятна
но, вопреки тому, что говорилось в детстве,
сейчас отстирывается и кровь, и вишневый сок.

от кого: +8449---
"we’re all stories, in the end. Just make it a good one, eh?"

@темы: слова

---

МОЯ ЖИЗНЬ НИКОГДА, СЛЫШИТЕ, НИКОГДА НЕ СТАНЕТ ПРЕЖНЕЙ, НУ ВОТ БЛЯТЬ НЕВЕР

Remember that time Leonard Nimoy starred in a gay prison movie?

yeah.

@темы: ЧТО ДЕЛАТЬ, ДЖИМ!, ОТКУДА ВЕДАЕМ - ТАМ НЕТ БОЛЕЕ, СПОК КАК ТЫ МОГ

---

ну как бы блеать и так всю жизнь

---

---

а может мне просто успокоиться?
вообще на счет всего?
абсолютно всего

---

очень мини. адомми. не знаю я, что это.

Слишком дорого достался Адам Томми, с боем, со слезами, с кровью.
Возможно поэтому, Ламберт молчал. Он сидел в кресле и просто наблюдал за Ретлиффом, даже не пытаясь слушать то, что он говорит.
Он понимал, почему он так себя ведет, чувствовал, от чего ему так больно и едко, и даже не пытался оправдаться или же заставить его прийти в себя.
Бесполезно и заранее обречено на трагический провал.
Адам посмотрел за спину Томми, где на стене висели дурацкие электронные часы, совсем не вписывающиеся в декор этого гостиничного номера.
На самом деле, Ламберту было бы хорошо оказаться в аэропорту через четверть часа. Адам снова смотрит на Томми. Волосы взлохмачены, лицо искажает гримаса глухого гнева, изо рта вырывается очередная фраза, сочащаяся ядом. Адам поджимает губы и подпирает голову рукой, смотря прямо на Ретлиффа.
Все это они уже проходили множество раз. И пройдут еще.
Томми приступал к своему опусу на тему, какая же Адам блядь. Любимая часть Ламберта.
- Ты говоришь, что «целесообразно скрывать наши отношения», и в тоже время красуешься с полчищем мужиков! Каждую ебанную неделю я смотрю на эти рожи рядом с тобой, и ты думаешь, что мне это приятно вообще?! Что тебе мешает официально трахать кого-то из них и не ебать мозг мне?! Зачем весь этот цирк, а?!
Адам чуть было не ляпает вслух «действительно», при чем имея ввиду нечто другое, но вовремя прикусывает язык. Томми Джо жуткий собственник, и Адам знал это. Сейчас, когда они наконец-то вместе, ему иногда кажется, что Томми немного свихнулся от счастья, если так можно выразиться. Будь его воля, он бы запер Ламберта где-нибудь в Бербанке, оберегал, кормил, и не разрешал выходить на улицу. Но также, как и Адам знал о болезненной ревности Томми, последний прекрасно осознавал, что для Ламберта значит свобода — без нее он угаснет, ведь сам он и есть ее воплощение.
И со всем этим приходилось уживаться.
Томми разошелся не на шутку, и из шипения его тирада перешла в стадию крика.
Адам откидывается на спинку кресла, Томми неожиданно замолкает, кидая какой-то странный, пугающе спокойный взгляд. А затем констатирует со всей холодностью.
- Ты мне изменяешь.
Томми кивает самому себе и отворачивается к Ламберту спиной, упершись руками в комод. Он медленно выдыхает, в звенящей тишине комнаты этот звук похож на шум трения плевры в легких. Адам встает с кресла, ему нужно сделать всего три шага, чтобы оказаться за спиной Томми.
Он беззвучно повторяет свое идиотское убеждение.
Адам кладет ладонь ему на спину и медленно ведет вверх, затем привлекает Томми к себе, крепко обнимая со спины, кратко целует в шею и прикрывает глаза.
Томми податливый, как тряпичная кукла, это непривычно и неправильно. Это безразлично.
А еще Томи пахнет его духами.
- Я не изменяю тебе...
Томми горько смеется.
- Значит, когда-нибудь изменишь.
- Вот тогда и поговорим...
Томми хотел сказать что-то еще, но Адаму надоело слушать. Он резко повернул его к себе, вжимая в комод, и впился в сухие губы, вовлекая в бескомпромиссный и властный поцелуй, подчиняя.
Поцелуи-укусы, красные следы от сжимающихся пальцев, жесткость, покорность принятия, стоны и вскрики. Электронные часы отсчитывают минуту за минутой. Хрипы, протяжные и гортанные, влажные дорожки по нежной и исцарапанной коже.
И в каждом его «ненавижу тебя», он слышит лишь «люблю».

---

невозможное счастье.

для Ники и для всех, кто все еще не теряет надежды на то, что я буду продолжать. включая и саму себя
Осторожно, сие есмь явно флафф!

невозможное счастье

Невозможное счастье

There's some things we don't talk about
Rather do without
And just hold the smile
Falling in and out of love

- И сколько ты еще будешь от него бегать? Прятаться? Да еще так, что он не понимает?
Создается впечатление, что Сутан влит в свои черные одеяния. Он поправляет солнцезащитные очки и наигранно вздыхает, так и не дождавшись ответа.
Адам смотрит куда-то перед собой, в несвойственном ему жесте засунув руки в карманы брюк.
- Ты себя совсем измотаешь с этим туром. Это похоже на театр абсурда, не находишь?
Адам не находил. Он уже давно ничего не находил, а просто делал, как правильно и как лучше. Только вот не совсем понятно, кто выставлял эти критерии лучшего и для кого.
Подумать только, всю сознательную жизнь Адам считал, что живет совершенно по другим принципам, а на деле выходило вот это...
Еще один тур, и вовсе не в поддержку собственного альбома. Адам выходит из некого оцепенения, когда Сутан мягко берет его за локоть.
- Адам, послушай... Я не психолог, и у самого в отношениях не все ладится. Но единственное, в чем я точно уверен, так в том, что никогда не поздно. Аккорд необходимо разрешить, иначе вас обоих разъест эта недосказанность. Сколько это уже длится? Два года? Три? А то и все четыре, нет?
Возможно, Ламберт бы что-нибудь ответил, только вот смысла особо не видел. Поэтому лишь усмехнулся, но всего на секунду.
Через мгновение, перед Сутаном снова стоял искренне улыбающийся Адам Ламберт, хлопающий его по спине и говорящий какую-то милую чепуху.
Амрулл только криво улыбнулся в ответ, но больше давить не стал. Во-первых, потому что бесполезно, а, во-вторых, потому что знал, как это на самом деле больно - так улыбаться.

2015г.

Машина мягко катила по очередной улице очередного мегаполиса. Адам потерял им счет, и даже не пытался различать.
Люди везде одинаковые, на самом деле. Всех заботит одно и тоже, просто на разных языках. В этом было что-то устрашающее и в тоже время прекрасное.
Адам тихо выдохнул, смотря на пролетающие мимо огни билбордов, огромные здания, толпы спешащих людей и потоки машин. Одно и тоже, в разных декорациях. Чуть прикрыв глаза, Ламберт решил насладиться хотя бы этим коротким временем, когда можно было не делать вид, что у него все хорошо. Вечно позитивный мальчик, пробирающийся через преграды с улыбкой и горячим сердцем, уже давно превратился во взрослого мужчину, который предпочел бы тишину и тепло родного человека рядом, а не новые вызовы, еще более громадные сцены и ажиотаж на грани сумасшествия. Только вот получалось лишь последнее.
Удивительно, насколько иронично может обернуться жизнь.
Вот ты мальчишка с комплексами, который сцепив зубы пытается подтянуться десять раз и мечтает о признании и славе, а вот ты признанный и прославленный раскрепощенный айдол, который мечтает закрыться в комнате и никого не видеть.
Последнее вполне могло свершиться, хотя бы на одну ночь.

Зеркало в ванной комнате не отражало ничего нового. Адам упрямо уставился себе в глаза.
И откуда он только берет силы заряжать огромное количество людей сверкающей энергией? Откуда берутся эти эмоции, слова, действия и улыбки?
Адам усмехается и плещет в лицо холодной водой. Театральность... То, в чем его часто упрекали, достигло своего совершенства.
Он играет и живет ролью короля, отдавая дань истинному обладателю короны, в то время как внутри него все умерло. И дело не в том, что это невозможно исправить. Адам просто не хочет. С какого-то определенного момента, он просто не видит в этом смысла. Зачем быть живым, настоящим, если это так больно.
Если тебя таким не приняли. И этому человеку ты не нужен, ни в какой форме. Ни живой, ни наигранный. И не потому, что ты ему не нравишься...
Просто этому человеку нужен кто-то другой.
А тебе лишь показалось, что этим «кто-то» был ты.
Адам выключает свет в ванной комнате очередного гостиничного номера.
Он ложится на прохладную постель и глубоко вдыхает отфильтрованный воздух.
Что ж, это очень изощренный способ самоубийства.
Довести себя до изнеможения отдаваясь тем, кто тебя любит.
Возможно, лишь в этом и есть смысл его жизни.
А карие глаза с хитрым прищуром хоть и будут продолжать сниться, но никогда не посмотрят на него так...



***



Томми Джо Ретлифф совершал множество ошибок в своей жизни, но не жалел ни об одной.
Окей, об одной все же сожалел.
О том, что родился.
- Блядь! Какого лютого хрена ты делаешь?!
Невозмутимо поднятая бровь, беспристрастное лицо и еле заметное хмыканье. Сутан стриг его волосы, и вместе с тем за что-то ему явно мстил.
- Я стригу тебя, чтобы ты вечером пошел и посмотрел на свою пищащую корову на льду...
- Не начинай.
- Я еще не начинал.
- Ты уже начал.
- Нет
- Да.
- Стриги.
- Молчи.
Стилист продолжил свое нелегкое дело, а Томми не стал скрывать тяжкого вздоха. Лиз снова вздумалось выпереться на сцену, она так верила в своей талант и неотразимость, что порой становилось страшно. Сутан никогда не испытывал к ней ровно никаких положительный эмоций с самого начала, и чем именно была вызвана такая реакция Томми не знал. Зато он знал, что Лиз была достаточно глупа, в меру симпатична и особо не действовала на нервы. А еще она его практически боготворила, что хоть порой и раздражало без меры, но было во многом на руку.
Статус, секс, какая-то стабильность и возможность забыться.
Отличный коктейль, и Ретлифф старался не думать о том, на сколько его хватит, игнорируя факт того, что вкус уже давно приелся и возможно, у него вообще аллергия.
- У Адама сегодня концерт в Париже.
- Мм.
- Уже девятый. У меня подозрение, что он может упасть в обморок прямо на сцене.
- Мм.
Сутан снова делает это намеренное «случайное» движение и Томми сцепив зубы терпит.
Но когда Амрулл делает это уже в третий раз, Томми не выдерживает и срывается.
- Ради всего блять святого, Сутан! Ну что ты хочешь, чтобы я сделал?! Что?! Этот разговор продолжается уже хренову тучу времени! Какого лешего я вообще нажрался тогда и все рассказал?! Боже! Я поступил так, потому что это было правильно, и ты сам это знаешь. И я верю, что Адам в глубине души тоже это пони...
- Он блять понимает, что ты с ним потрахался в течении пары лет, попользовался, потом встретил корову и внезапно стал натуральным, блять, как сранный био-йогурт!
- Он сам сказал, что у нас нет никаких обязательств друг перед другом, и что это ничего не значило, по-большому счету. В любви никто не клялся и...
- Ты блять его не знаешь, что ли?! Или дебил?! Скажи лучше, что ты дебил! А что он должен был сказать? Растечься лужей, облобызать твои тощие ноги и реветь в трубку по ночам?!
- О боже мой!
Томми рывком поднимается с кресла, срывая с себя фартук, и волосы разлетаются по полу, особенно мелкие остаются витать в воздухе, медленно оседая на пол.
Сутан плавно складывает руки на груди, но то, как он сжимает пальцами ножницы, выдает степень его гнева. Томми отводит взгляд, смахивая челку с и проводит рукой по лицу, чувствое это неприятное ощущение мелких, остриженных волосков.
- Феерично ты встал, конечно, но кто это все пылесосить теперь будет? И я не добрил висок. Падай в кресло обратно, Томми-бой.
И Томми-бой упал. Больше никто из них не проронил ни слова.

В этот вечер Томми не пошел в клуб. Ему было тошно от самого себя, не то, что от Лиз. Мысли о ней вызывали смесь жалости, вины и даже отвращения.
Не конкретно к ней,а к ситуации в целом. Ретлифф несколько секунд тупо смотрел на экран ноутбука, где красовался его профиль в твиттере.
Затем он моргнул и мысленно отсчитав до десяти, открыл сайт с прямой трансляцией концерта в Париже.
В последствии Томми Джо пришел к выводу, что действительно совершил множество ошибок в своей жизни, и об одной он определенно и осознанно жалел.
Вот прямо сейчас жалел. Очень и очень сильно.

Вдох - выдох - гудок. Вдох — выдох - гудок.
Вероятность того, что Адам возьмет трубку была ничтожно мала, как и то, что Томми когда-то снова наберется смелости это сделать.
Но, когда две ничтожные вероятности пересекаются, рождается одна огромная возможность.
- Томми? Что-то случилось?
Уставший голос, никакого шума парижской вечеринки на фоне. Томми теряется и прочищает горло.
Он не знает, не оборвется ли связь, но что более важно — он не знает, что сказать.
- Нет... Да. Не знаю. Может быть.
- Эй? Что это значит?
- Я смотрел твой концерт только что.
Томми слышит, как Ламберт хмыкает и в этом звуке есть тень самодовольства, но не более.
Почему-то Томми думает о том, что в былые времена, Адам завелся бы трелью о том, как офигенно прошел концерт, и что как жаль, что Ретлиффа не было рядом.
Хотя, в былые времена, Томми как раз рядом был. Всегда.
- Я бы не называл это конкретно моим концертом, Томми... Это концерт Queen в первую очередь. И как тебе в этот раз?
- Фредди бы гордился тобой, думаю, даже больше, чем я. Каждый раз ты отдаешься полностью, затмевая предыдущий концерт. Как у тебя так получается?
Это совсем не то, о чем они должны разговаривать с разницей в часовом поясе, с путаницей в голове и тупой, ноющей болью в сердце, к которой уже оба привыкли.
- Как у меня получается? Думаю, это мой способ сбежать.
- Сбежать?
Адам молчит и Томми в полном смятении наконец-то перестает ходить по комнате и садится на край кровати. Ему определенно нужно что-то сказать... Надо только начать.
- Адам... Я сейчас попытаюсь сказать тебе кое-что, ты только слушай и продолжай молчать.
- Интри...
- Заткнись, пожалуйста.
Адам окончательно умолкает, и Томми закусывает губу, пытаясь сконцентрироваться.
Мысли хаотично блуждают по бедной черепной коробке, выдавая совершенно идиотские варианты, но хоть с чего-то попытаться надо.
- Прости меня, что мы не поддерживали должную связь все это время, состыковываясь лишь по вопросам альбома, которых, к слову сказать, стало все меньше и меньше, и меня это пугает. Я действительно пытался избегать тебя, и я думаю, ты это заметил, раз перестал меня звать куда либо. Я делал это не потому, что не хотел тебя видеть, а как раз потому что хотел. Ты как-то сказал, что я самый честный человек в твоей жизни, не считая Коуэла, так вот, это не правда. Я врал как минимум троим людям в своей жизни, при чем, самым дорогим и из самых лучших, как мне казалось, побуждений. Я врал маме, когда прогуливал и дрался с мальчишками, врал тебе и врал себе. Тебе я врал, пытаясь защитить, себе же — надеясь излечиться. Как ты можешь понять, ни первое, ни второе у меня не получилось. Я сделал только хуже. Собственно, я должен был давно понять, что такой план не сработает. Даже в случае с мамой, она все равно потом узнала, и назвала меня несчастным идиотом. Но это совсем мелочь, по сравнению с тем, что я сделал с... нами. Все, что я сказал тебе тогда, было хорошо взвешенной ложью, как я думал, во спасение. Если честно, то я до сих пор уверен, что не смогу дать тебе того, что нужно. Я не умею так любить, не умею быть паинькой, я заносчивый во многом, эгоистичен, ревнив, уверен в своей правоте, и как ты заметил, часто решаю за других. Я растоптал тебя и отправил в далекое плаванье, практически буквально, потому что ты забросил работу над альбомом и колесишь с queen уже не первый год, и было бы совсем глупо с моей стороны не понять твоих мотивов. Я... Адам... Я к тому, что пришло время тебе становится королем, не находишь? Я понимаю, что сейчас ты скорее всего меня пошлешь, но я хочу сказать, что я готов... и всегда буду рядом. Я... Адам...в общем... Да, пожалуй все... Можешь говорить... Если хочешь.
Томми боялся дышать и закрыл глаза. Таким беззащитным он чувствовал себя... да никогда. Мысленно перебирая весь «гребанный сопливый бред», что он наговорил, и понимая, что в этот раз каждое слово — правда, Томми делал себе мысленное харакири, и чуть было не молился на хоть какую-то реакцию.
- Адам... ну хоть что-то скажи уже.
Еще несколько секунд, когда Томми уже мысленно умер и воскрес раз двадцать, а затем это:
- Томми...
- Да?
- Несчастный ты идиот...Господи, какой же ты несчастный идиот,...любовь моя.
И стало намного легче. Обоим. Вот так вот просто.

Эпилог.

- Давай-давай, мой мужчина, раз...два...Левую ногу надо бы поднять, дарлинг...
Вообще, было легче просто взять его и закинуть на спину, но это же Томми. Он бы потом дня три дулся, что Адам прилюдно унизил его мужское достоинство. Хоть последнее унизить вряд ли удастся — это что-то из рода фантастики.
- Ада...ик...Почемуу так много звееезд? Они падаают? Загадывай желание!
Сздаи послышался довольный возглас Сутана, и Адам обернулся с улыбкой. На каблуках и при чуть потрепавшемся параде, нетвердой походкой и поддерживаемый двумя красавцами, шествовал Сутан. Адам покачал головой и чуть сильнее прижал к себе Томми. Как хорошо, что Адам пить отказался, сославшись на то, что за рулем. Вечно Сутан на свой день рождение еще ту вакханалию устраивает.
Ну и конечно. Вспышки отовсюду, но какая уже-то разница.
Адам прислоняет тело Ретлиффа к машине, и открывает дверь пассажирского сидения.
На самом деле логичнее было бы уложить Томми на задние сиденье, но опять же, Ретлифф ненавидел ездить сзади и обязательно взбеленился бы.
Так что, кое-как, но вместе с тем — бережно, Адам усадил Томми на передние сиденье и пристегнул. Гитарист подозрительно притих, но Адам все же решил, что может, все еще обойдется. Простившись по-быстрому со всеми, с кем мог, Адам сел за руль и плавно выехал с парковки. Томми потер глаза и причмокнул губами, смотря перед собой, а затем перевел мутный взгляд на Адама.
- Я говорил, что ты потрясающий?
Адам тихо смеется и кивает. Начинается. Когда в крови Томми резвиться алкоголь, он начинает говорить ему то, что хрен бы сказал нормальным языком в трезвом состоянии.
- Нет, правда, ты самый лучший на свете... И поэтому... нет, не поэтому. А почему?
- Я без понятия, о чем ты, Томми.
Адам кидает лукавый взгляд на Ретлиффа и снова смотрит на дорогу.
- А я знаю, о чем я... Потому что я люблю. Люблю тебя.
Адам вовремя тормозит на красный свет и медленно поворачивает голову в сторону Томми.
Он никогда не нуждался в этих словах, на самом деле, учитывая, что он чувствует это каждый день, и ему самому не трудно говорить это вслух за двоих. Светофор уже давно мигает зеленым, а Адам все не двигается с места, смотря в хитрый прищур карих глаз. Машины принимаются объезжать их и сигналить, но какая разница.
- Ты даже не сказал мне этого, когда мы брак заключали... Почему сейчас?
Томми пожимает плечами, затем подается вперед и целует его так, как делал множество раз до этого.
Но в этот раз, Адам почему-то чувствует себя еще более счастливым, хоть казалось, что это просто невозможно.
Но Томми всегда доказывает ему обратное.

---

Trust me. I`m a Doctor.

я расскажу вам историю.
просто потому что слова сами приходят в мой разум, и я не нахожу более рационального им применения, кроме как напечатать их.
мы являемся частью огромной, действительно огромной, вселенной. ее бесконечность заключается в простом факте того, что она постоянно расширяется.
этот факт нужно просто принять.
являясь частью этого невообразимого нечто, мы также являемся для него чем-то сродни мелкой песчинки. если по одному.
один человек ничто для вселенной, пыль на лобовом стекле времени, выдуманного хокингом.
но, когда этих песчинок свыше семи миллиардов, все принимает другой оборот. сразу ощущается вес.
и вполне возможно, что если бы семь миллиардов человек объединились, то случилось бы что-то, что могло бы изменить саму вселенную.
саму суть всего бытия. это сломало бы систему, повернуло бы выдуманное время вспять. и судя по всему, вселенной это пока что не выгодно.
поэтому у каждого из нас есть то, что принято называть эго.
поэтому есть множество разных языков, расовых предубеждений, национальных конфликтов.
поэтому есть искусственные вирусы, валюта, озоновые дыры, войны и катаклизмы.
человечество отвлекают от самого главного. от осознания своего разума.
возможно, мы сами и сделали это. сами люди, дойдя до определенной точки, поняли, что ни к чему хорошему это не приведет,
и повернули все вспять. а может, что-то просто пошло не так.
чем дальше ученые разбирают окружающий мир на составляющее, тем больше вопросов возникает.
опровергаются незыблемые теории, стираются аксиомы. даже во временной линейке все давно не так прозаично.
скелет человеческого существа чуть более древний, чем скелет птеродактиля - пожалуйста. что наводит на мысль, что динозавры и люди сосуществовали.
не говоря уже о письменах индии, которые древнее пресловутой библии, множество раз переписанной человеком, в угоду самой первой системе управления социумом.
и вот сейчас... сейчас, господа и дамы, мне кажется, что мы с каждым днем приближаемся к чему-то очень важному и переломному.
с каждым поколением, все ближе. совсем скоро по ощущениям вселенной, но возможно через несколько поколений для нас.
придет тот момент. тот час, когда произойдет это что-то.
я говорю не про конец света, или о какой-то такой ерунде, нет. тем более, что конца, как такого, не бывает в этом мире.
распиаренная смерть, самый великий спойлер для человека, это всего на всего переходное состояние.
нет, грядет что-то другое. оно уже потихоньку среди нас. мелькает на крае сознания. стоит лишь действительно задуматься... вопреки тому, что нам не дают этого сделать.
мы думаем о чем-угодно, но не о вселенной.
часто ли вы смотрите в небо, с мыслью о том, что смотрите в "глаза" живого существа? в глаза кому-то, кто постоянно расширяется и дает вам жизнь?
часто ли вы думаете о том, что было бы, если бы все семь миллиардов людей одновременно, на всех континентах, во всех часовых поясах, сказали бы, каждый на своем языке, слово "люблю"?
или подпрыгнули? это могло бы изменить мир.
но это никогда не произойдет.
в мире есть и так множество вещей, приключений и забот, кроме как - вселенная, ведь так?
хоть, для меня, это самое главное приключение, которое длится каждую секунду моей жизни.

---

- в конце концов, ты всегда уезжаешь. скажи мне, почему ты уехала в этот раз?
берг перебирает мои волосы. от него пахнет ароматом mezzo. древесные нотки смешиваются с чем-то терпким, выдержанным.
как и весь он, когда вне стен дома.
- мне хотелось увидеть другое небо. по-идиотски звучит, да?
кузен выдает смешок, и я знаю, что он улыбается.
- нет. это самый честный ответ на этот вопрос. только вот... ты не думала, что для того, чтобы тебя нашли, нужно оставаться на месте?
- я ненавижу бездействие...
кузен хмыкает, продолжая гладить меня.
- а как тебе мысль о том, что ничего не делать - это тоже действие? посмотри на это так.
я закрываю глаза.
- я устала смотреть на все так, да эдак. учитывая, что суть картинки от этого не меняется. может, та гадалка права была?
берг цокает языком и подтягивает плед, чтобы укрыть меня.
- ты про проклятие? ну, тебе ли не знать, что проклятие имеет силу лишь тогда, когда в него верят. конечно, если тебе легче от мысли, что все дело в проклятии, то думай так... но, тогда это будет замкнутый круг. с другой стороны... возможно, это не проклятие, а цена. бремя. обязательное условие. а может, тебе просто нужно прекратить думать. отдыхай этот год и не думай. это очень сложно для тебя, я знаю, но порой... это единственное, что может помочь. понять и принять. самого себя. задавай сама себе вопросы и отвечай на них, со всей честностью. а через год посмотри в зеркало - и увидишь саму себя. какая есть.
я улыбаюсь и прижимаюсь ближе. кузен умолкает и в его молчании слишком много. слишком много всего и сразу.
- антуан...
- мм, petit?
- тебе одиноко, да?
- не меньше, чем тебе, полин. не меньше, чем обычно нам бывает одиноко. но это ведь не так уж плохо, да? засыпай...

---